Сенешаль удивленно посмотрел на него:
— Разве у вас на юге не растут такие стручки?
— Нет.
— А у нас растут на лозах-великанах, как видишь, они имеют форму ятагана. Когда стручки созревают, мы их срезаем, очищаем, делая внутренний разрез, соединяем концы и сдавливаем, пока стручок не раскроется. Потом вставляем внутрь распорки, сушим, полируем, украшаем стручок резьбой, покрываем лаком — и корпус лодки готов.
Площадка, на которую они поднялись, была окружена высокими домами из черного дерева. Это было место, где проводятся собрания и праздники горожан.
Сами жители города, столпившиеся здесь, казались подавленными каким-то горем и безразлично взирали на происходящее.
Сотня девушек печально стояла в центре. Гвилу все это зрелище казалось забавным.
Девушки были пестро одеты, их волосы, казалось, были умышленно растрепаны, а лица выглядели грязными и мрачными.
Гвил повернулся к своему проводнику:
— Этим девушкам, похоже, совсем не нравится стоять здесь?
Сенешаль криво усмехнулся:
— Скромность не позволяет им выделяться. Она всегда была характерной чертой сапонидок.
Но в душу Гвила прокралось сомнение.
— Что это за процедура? Я многого у вас не понимаю, и мне не хочется никого обидеть.
Сенешаль невозмутимо заявил:
— Здесь не может быть никаких обид. Мы обычно проводим этот конкурс как можно быстрее и проще. Ты пройдешь перед строем и укажешь на ту, которая тебе больше всех понравится.
Гвил, наконец, понял, что от него требуется, и почувствовал себя дураком: идиотское наказание за нарушение нелепой традиции. Он решил побыстрее справиться с этим делом и направился к девушкам. Те смотрели на него с ненавистью и беспокойством. Его задача была не из простых, многие из девушек были миловидны, несмотря на выпачканные лица и гримасы.
— Встаньте в ряд, — попросил он, — так мне будет легче выбирать.
Насупившись, девушки подчинились.
Гвил начал осмотр. Сначала он решил отсеять сгорбленных, чахлых, толстых, с оспинами на лицах. Группа сократилась на четверть. Затем он сказал как можно мягче: — Никогда не видел столько очаровательных девушек сразу. Любая из вас может победить. Мне выпала трудная задача. Я должен быть объективен и, не сомневайтесь, я постараюсь выбрать самую прелестную из вас.
Пройдя еще раз вдоль шеренги, он попросил уйти нескольких девушек, которые ему чем-то не понравились.
Потом оглядел оставшихся и остался доволен — все были красивы. Из них он попросил еще кое-кого выйти. Перед ним были самые привлекательные.
Они зло смотрели на Гвила, когда тот, шагая вдоль поредевшей шеренги, заставлял ту или иную поворачиваться.
Но вот выбор сделан. Девушки заметили это; напряжение и беспокойство их возросли.
Гвил в последний раз прошел перед ними. Нет, он не ошибся в выборе. Все девушки были очень миловидны, с лучистыми глазами, лицами, похожими на цветы, гибкие, как тростник, с шелковистыми волосами. Несмотря на все ухищрения, они не смогли обезобразить себя.
Та, которую выбрал Гвил, была более спокойна, чем другие, и очаровательна. У нее было маленькое личико, огромные задумчивые глаза и прекрасные черные волосы с трогательной челкой. Ее нежная кожа цвета слоновой кости была прозрачна. Стан гибок и грациозен. “Настоящая королева красоты”, — подумал Гвил и взял ее за руку.
Глаза девушки расширились от ужаса.
Гвил потянул ее, упирающуюся, вперед, к Воеводе, сидевшему в кресле.
— Я выбрал эту, так как нахожу ее самой красивой.
Над площадкой повисла мертвая тишина.
Из груди сенешаля вырвался хриплый печальный стон.
Он, покачиваясь, вышел вперед с поникшей головой и дрожа всем телом.
— Гвил из Сферы, ты отомстил за мою хитрость. Это — моя любимая дочь Шири. Теперь она должна умереть…
Гвил с недоумением смотрел то на сенешаля, то на Шири.
Девушка была безучастна и глядела куда-то вдаль.
Гвил, заикаясь, проговорил:
— Ничего не понимаю! Я выбрал твою дочь, как самую очаровательную девушку.
— Ты выбрал справедливо, Гвил из Сферы, — с горечью сказал сенешаль.
— Ну, тогда скажи, что я еще должен сделать, чтобы вы меня отпустили? — спросил Гвил.
Ему ответили:
— В трех милях на север лежат развалины, которые мы называем Музеем Человека… — голос сенешаля прервался.
— Ну, ну, я слушаю! — торопил Гвил.
— Ты должен проводить мою дочь в Музей. На воротах увидишь медный гонг, стукнешь и скажешь: “Мы из Сапониса”.
Гвил нахмурился:
— Кто это “мы”?
— Это будет искуплением твоей вины, — прогремел сенешаль.
Гвил огляделся. Он стоял в центре площади, окруженный мрачными сапонидами.
— Когда я должен отправиться? — сухо спросил юноша.
Сенешаль жестко ответил:
— Сейчас Шири переоденется в желтое платье. Через час вернется, и вы отправитесь в Музей Человека.
— А дальше?
— Что будет потом, добро или зло, я не ведаю. До вас туда ходили 13 000 человек, и никто не вернулся.
Спускаясь с вершины холма по тропе, усыпанной листьями, рассерженный Гвил чувствовал дрожь во всем теле.
Нарушение этих дурацких обычаев повлекло за собой жертвоприношение.
Сенешаль подтолкнул его:
— Вперед!
Жертвоприношение… Гвил содрогнулся от ужаса. Его колотило, ему хотелось то смеяться, то плакать. Страх сжимал его сердце, ведь ему придется идти в Музей Человека не одному.
Позади оставались высокие деревья и украшенные резьбой дома.